Представьте себе московский бар. Уже вечер, но не совсем поздний. Арбат уже зажегся огнями своих витрин, компании пьяных ребят и девчонок уже вышли на знаменитую улицу в поисках приключений, даже вечно снующих машин становится чуть меньше, и уже реже приходится шарахаться от мчащихся мерсидесов и жигулей. Холодно. Возможно, это зима. Но зима особенная, теплая и незнакомая, московская зима 2007 года. Вы не знаете зачем остановились у бара на углу, вы понятия не имеете, зачем заходите туда... Возможно, нуждаетесь в тепле и покое, а, возможно, наоборот, вам наскучил столь одинаковый вид Арбата.
В баре приглушен свет. Играет приятная музыка, вы садитесь за столик и рассматриваете помещение. Вам нравится или не нравится то, что вы видите, но это точно не оставляет равнодушным. На стене - огромная шкура медведя, небрежно видимые кирпичные стены из-под зеленоватой обивки, на ней фотографии, но не как на доске почета, а, напротив, в творческом беспорядке, будто брошенные туда и прилипшие так, как упали. Но это не так, и вы понимаете, что на этот беспорядок было затрачено немало сил и терпения.
Напротив вас сидит молодой человек. Ему лет 25. Он курит. И ничего больше, но это странно завораживает, этот дым, вырывающийся из его полуоткрытого рта, эта угрожающе зависшая над ним шкура медведя, этот тусклый свет, и этот не в меру радостный букет цветов рядом с ним, потерявший свои краски и отдавшийся на растерзание тихой и тягучей жизни Арбатского бара.